Местничество берет свое начало от княжеских застолий XIV века. Положение места за столом Великого князя (отсюда появился и сам термин), чем ближе к князю тем почетнее, свидетельствовало о заслугах человека, показывало его важность и статус в обществе.
Исходя из «места», на государственные и придворные должности назначались представители старомосковских родов и бывших удельных князей. С расширением государства появлялись новые кандидаты, которых оценивали в первую очередь по знатности рода и заслуг предков, и только во вторую, по личным качествам. Говоря современным языком, социальный лифт не работал. К середине XVI века сложилась сложная и запутанная иерархическая система власти, часто дававшая сбои из-за амбиций начальников. Разрубить этот «Гордиев узел» удалось только царю Федору Алексеевичу в 1682 году, который по решению Земского собора приказал сжечь все разрядные книги, относящиеся к местничеству.
Хочу показать вам, уважаемые читатели, два примера местнических споров, которых за два столетия было больше двухсот, и царскую реакцию на них:
Местническое дело - Стряпчий Кузьма Андреевич Трусов против князя Федора Федоровича Волконского в 1642 году.
25 мая 1642 года на границу с Речью Посполитой, для межевания спорных территорий в район Путивля, были направлены окольничий князь Ф.Ф.Волконский и ясельничий Б.Ф.Болтин, а с ними девять человек, среди которых К.А.Трусов значился первым. Но его возмутило, что князю Волконскому предписывалось ставить в документах только свое имя с дополнением «с товарищи». К.А.Трусов тут же написал царю челобитную, мол как же так, ему, Трусову, находиться под началом князя Волконского «невместно» - это же какое бесчестье роду. Царь Михаил Фёдорович Романов, через думного дьяка И. Гавренева передал свой указ: «они Трусовы детишки боярские обышные, а иные ваши родители служат и в боярских дворах», а за бесчестье князя Волконского, К.А.Трусова били батогами (бить батогами - это первое наказание для провинившегося, за второе нарушение - битье кнутом, ну а дальше уже идет подвешивание на дыбу).
Но Трусов не угомонился и после возвращения из экспедиции подал новую челобитную в которой упирал на заслуги отца: «В прошлом во 120-м году (1612) в безгосударное время из Великого Новгорода мой Куземкин отец был на Тихфине воеводою с русскими и с немецкими людьми...милостью Божией отец мой с теми русскими людьми в Тихфине немецких людей с восмсот человек побили, и воеводку немецкова и многих немецких людей живых поймали, и твоим государевым людям отец мой Тихфин отдал...». Челобитная длинная, в ней много интересных деталей о о роде Трусова, о Тихвинском восстании 1613 года, всю я ее приводить не буду, а кого из читателей заинтересуют подробности, то он сможет посмотреть по ссылке в конце статьи.
На свою вторую челобитную К. А. Трусов получил очень жесткий ответ: «Кузма Трусов! Бил ты челом государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всея Русии, и подал челобитную на околничего на князя Федора Федоровича Волконского в отечестве.
И государь царь и великий князь Михайло Федоровичь всея Русии тое твоей челобитные слушал и государь указал тебе сказать, что ты на околничево на князя Федора Федоровича Волконсково ему, государю, бьеш челом не делом, то ваше дело вершено наперед сево, и тово вершеново дела николи не переделают.
А вершено то дело по ево государеву указу, и вперед тому делу быть потому, как вершено.
А то велел государь тебе сказать имянно, чтоб ты вперед о том о вершеном деле ему, государю, не бил челом.
А толко ты о том вершеном деле на околничево на князя Федора Волконсково учнешь вперед ему, государю, бить челом, и тебя велит государь бить кнутом и сослать в Сибирь. И ты, Кузма, тот государев указ ведай, хоти малым челобитьем о том о вершеном деле заикнешься государю бить челом, и тебе пощады никакие не будет».
Местническому дело между опричным думным дворянином Романом Васильевичем Алферьевым-Нащекиным и земским человеком, казначеем князем Василием Васильевичем Литвиновым-Мосальским в январе 1572 г.
Дворянин Р.В.Алферьев и князь В.В. Мосальский были назначены в Великий Новгород на Казенный двор казначеями, где Алферьеву предписывалось быть «в менших товарыщех». Такое назначение Алферьев посчитал обидным и подал царю челобитную: «что ему, Роману, менши князь Василья быть невмесно». Царь Иван IV назначил комиссию в составе опричного боярина князя Семена Даниловича Пронского, земского боярина Михайла Яковлевича Морозова и земского дьяка Андрея Клобукова, с приказом разобраться в этом деле.
В присутствии комиссии, князь Василий правоту челобитчика признал безоговорочно: «Роман человек великой, а я человек молодой, и счету он с Романом не держит никоторова». Казалось бы, после того, как ответчик признал правоту истца, а это был единственный случай в местнических спорах, дело можно закрывать, но не тут то было. Алферьева такое спокойствие князя не обмануло, он понял, что князь Василий сейчас спор проиграет, но в дальнейшем попытается взять реванш и именно поэтому он продолжил приводить доводы в свою пользу, чтобы в дальнейшем у него была уже признанная база аргументов: «прадед мой Филип служил у князя Михайла Андреевича Верейскова, а был у него дворецкой. А было за ним жалованья Белоозеро, да Верея, и иныя жалованья, и Угорския волости даны в путь. А дед, государь, мой Юмран Нащокин был послан от отца твоего, государя нашего, во многих местех с воеводами: посыланы, государь, были воеводы в Литовскую землю к Витебску, и в той, государь, посылке дед мой Юмран Нащокин был воевода в правой руке больши Меншика Плещеева и иных воевод. Покажи, государь, милость, вели тем розрядом сыскати, кому был Юмран Нащокин в версту. А дед же мой Олферей был послан от отца твоего, государя нашего, в Литовскую землю: в большом полку князь Семен Мезецкой, в передовом полку дед мой Олферей, и грамота невместная деду моему на князь Семена дана. А батько, государь мой от отца твоего, государя нашего, был во многих именных посылках в Крыму, и в Казани, и в Литву посольством, и в ыных во многих именных посылках. И было, государь, за отцом моим отца твоего, государя нашего, многия кормленья великие, деда твоего, государя нашего жалованья, и в посылках во многих в имянных бывали. А я, холоп твой, твоею государевою милостью был от тебя, государя, во многих посылках, и в товарищах многим воеводам на твоих государевых службах, и от тебя, государя, головою во многих местех был из твоего, государева, розряду, в послах к Жигимонту королю польскому и литовскому ходил» и даже поставил под сомнение княжеский титул всего рода Мосальских: «А князь Василей Мосальской и род ево никто от тебя, государя, нигде в твоих государевых посылках не бывал, развел письма, и от твоих государевых воевод в городех нигде не бывали ж. А я, холоп твой, не ведаю, почему Мосальские - князи и хто они», рискуя получить встречную челобитную о бесчестье. Но князь Василий и здесь согласился: «что он Романова и своего родства Мосальских князей не помнит, потому что он родился в Литве, и счоту он с Романом не держит». В итоге царь выдал Алферьеву правую грамоту, в подтвержденье его претензий к князю Василию.
Такая покладистость ответчика при разборе дела объясняется просто - в то время род князей Мосальских находился в опале, да и выиграть у опричника местнический спор было практически невозможно. Князь Василий отложил все разбирательства на потом и оказался прав. После смерти Ивана Грозного, Василий Мосальский потребовал пересмотра дела в 1589 году и на этот раз его выиграл и правую грамоту Романа Алферьева аннулировали. А Роман Алферьев в том же году проиграл еще одно местническое дело против князя Засекина.
Вот такие нешуточные страсти кипели из-за гордыни.
Если понравилась статья, ставьте палец вверх и подписывайтесь на канал.
Источники: